качнётся море белых «мух»
#творческий_интенсив
Катя моргнула, вздохнула, время запустилось. Реальность колыхнулась и продолжила существовать, не заметив, что что-то произошло. Катя продышалась, опять набрала в лёгкие побольше воздуха и задержала дыхание. Темнота за окном, наполненная сыпью снега и болезненной бледностью света фонарей, замерла. Сорок две секунды. Катя могла не дышать сорок две секунды. Иногда меньше. И пока её индивидуальное время продолжало течь, весь мир застывал в стоп-кадре.
Что за идиотская супер-способность – останавливать время на период, пока можешь задерживать дыхание? Ни спасти кого-нибудь, ни изменить историю. Ни банк ограбить даже. Идиотизм. Одна выгода: во время контрольных и экзаменов списывать ответы у отличников. Но Катя старалась не злоупотреблять. Жульничала только в самых критических случаях.
А ещё в её память врезался фантастический рассказ, в котором человек слишком увлёкся играми со временем и ненароком пропустил всю свою жизнь. А в другой книжной истории герой так часто растягивал своё личное время, что постарел в разы быстрее своих сверстников.
Катя боялась. Пока что, за 17 лет своей жизни, никаких побочных эффектов она не обнаружила. Но что, если они накапливаются? Сейчас не увидишь, а лет через 10 это обернётся какой-нибудь катастрофой, например, со здоровьем. Ведь неизвестно, из каких запасов её организм черпает ресурсы для этих чудес.
Катя выдохнула. Крупные снежные хлопья опять медленно качнулись и поплыли. Сейчас кроме них и стрелок настенных часов не было ничего, по чему можно было бы определить, что время останавливалось и запускалось.
Катины страхи в этот вечер отошли на второй план. Важнее было справиться с заполнявшим её отчаянием, одиночеством и невыносимостью существования. Иногда накатывало: зачем это всё? К чему все эти мучения? Нужно быть сильной, нужно стараться, прикладывать усилия, преодолевать и бороться. А потом-то что? Что? Станет лучше? Наступит счастье? Никто и никогда не обещал ничего подобного. Стараться и бороться, чтобы не стало хуже. А куда уж хуже? Хуже – это смерть. А может смерть даже лучше!
Бессмысленная суета каждый день. Обычно в этой суете удавалось забыться и подавить чувство заброшенности, бессмысленности, одиночества и отчаяния. Но иногда накатывало. Как сегодня. После того, как они весь урок физики обсуждали тепловую смерть вселенной. Ребята предлагали способы борьбы с ней, какие-то модели для замедления процесса. Катя молчала все 45 минут. Да она и слушала только 7 или 8 в самом начале. А потом её затянула бездна. Все рассуждали, смеялись, спорили. Для них это была какая-то забавная игра, абсолютно гипотетический разговор о том, что не имеет никакого отношения к людям. О том, что вообще нереально. Но для неё это было слишком реально. Какая разница, через миллиарды миллиардов лет или через одно мгновение? Сама идея тепловой смерти вселенной разрушала любой конструкт будущего. Когда умеешь останавливать время, начинаешь воспринимать его немного иначе.
Тепловая смерть вселенной стояла на пороге Катиной жизни. И нескончаемое движение россыпи неторопливых снежных хлопьев в конце апреля словно подтверждало её внутреннее предощущение конца. Вселенная уже остыла настолько, что лёд падает с неба тогда, когда должны цвести деревья, порхать бабочки, жужжать пчёлы… Как другие могут смеяться и вообще жить, когда она так остро ощущает надвигающуюся неотвратимость, а вместе с ней и бессмысленность всего сущего?
Что будет, если не вдыхать, когда начнёт кружиться голова? Что будет… можно ли так прекратить всё это? Или какие-то мудрые физиологические механизмы заставят тело начать дышать, когда сознание отключится? Мудрые… В чём мудрость-то? Вся эта бесконечная борьба за выживание, весь этот естественный отбор, эволюция, поиски оптимальных вариантов… Где тут мудрость, если путь ведёт в никуда?
Катя снова задержала дыхание и начала мысленно считать: один, два, три, четыре…
Она плохо продышалась и не сделала глубокий вдох, поэтому уже на двадцати пяти очень захотелось запустить время. Но план был другой. Сорок три, сорок четыре, сорок пять… Стало очень страшно и даже, пожалуй, больно. Словно во всём теле кричала боль. Тихо кричала, стремительно теряя силы. Но зато в каждой клеточке. Однако Катя решила, что сегодня она сильнее страха и сильнее боли, которая из тела уже перебралась в подёрнувшееся мутью сознание. Сопротивление инстинктам слабело. Ещё немного и… она отключится, а потом будет… что-то… Сердце стало шарахаться и трепыхаться, истерически пытаясь разогнать по организму то, чего нет. Наступил момент, когда уже не осталось выбора. Сознание должно потухнуть…
… и боль ушла. И страх ушёл. И навязчивый инстинкт, требовавший вдоха, тоже. Но сознание не отключилось. Оно прояснилось. Весь застывший мир прояснился, стал резче и ярче. И больше не нужно было дышать. Сколько угодно можно не дышать, а вместо этого ходить, двигаться, рассматривать…
Катя прислушалась к себе. Самочувствие прекрасное: свобода и никакого физического страдания. Только сердце не бьётся, грудная клетка не поднимается и не опускается равномерно, воздух с шуршанием не входит в ноздри, не протекает в лёгкие, кислород не разбегается с кровью по сосудам. И снежные хлопья за окном стоят. Я, что, умерла?
Тело осталось телом. Катя сделала шаг в сторону. Сделала его своим телом, а не душой или ещё какой бесплотной субстанцией. Подняла перед лицом ладони, потыкала пальцем левой руки правую. Палец наткнулся на ощутимое препятствие. Ткнула пальцем в оконное стекло. Стекло не пропустило материю сквозь себя. Она по-прежнему в теле. И в сознании. Но… но…
Катя вышла в прихожую, всунула ноги в ботинки, зашнуровывать не стала, накинула пальто, обмотала шею широким шарфом, беззвучно щёлкнула замком и вышла в подъезд. Спустилась в полной тишине, открыла дверь на улицу. Даже её собственные шаги не отдавались никакими звуками.
Преодолела три ступеньки от двери подъезда до грязного асфальта. И остановилась перед неподвижной снежной стеной. Взяла один снежный комок двумя пальцами, поднесла к глазам. Он не таял. Сплюснула его легонечко. Кристаллики льда рассыпались блестящей пылью. Пыль зависла в воздухе, едва отделившись от Катиной кожи.
Она подняла руку и сгребла в сторону снежные хлопья, преграждающие дорогу. Потом просто пошла вперёд, только отодвигая снег, норовивший попасть в глаза. Прошла метров десять, обернулась: перед ней был тоннель с сечением в форме её фигуры. Тоннель в неподвижном море белых «мух».
Время стоит. И я могу делать, что угодно. Время стоит и для мира, и для моего тела. Но как его запустить?
Оно остановилось, когда Катя почти умерла, перестала не только дышать, но и мыслить. Как в Гарри Поттере: не обязательно умирать, нужно быть просто готовым сделать это. И что дальше? Что теперь?
Она попыталась сделать вдох. Получилось не очень. Воздух как-то механически проникал внутрь тела, но там не желал преобразовываться, распадаться на составляющие, растекаться по организму. Ну конечно. Организм замер, сердце не бьётся, кровь не циркулирует по венам и артериям, биохимические процессы не протекают.
И однако же я могу ходить, двигаться. Катя приподняла правую ногу, поставила её обратно на землю. Попыталась прочувствовать движение, сокращение мышц, соприкосновение с холодными снежинками, твёрдой поверхностью дороги. И поняла, что никаких чувств нет. Она знает, что соприкасается с твёрдым. Она знает, что нога сгибается, отрывается от поверхности, становится на поверхность, выпрямляясь. Знает. Но не чувствует.
Работает только сознание. Только сознание. Я могу сдвинуть предметы… по сути… силой мысли… и мысль не в мозгу… она просто носит мозг туда-сюда, но существует помимо...я могу останавливать время и передвигать предметы. Я действую силой мысли. Вот теперь я настоящий супер-герой.
Только не знаю, как запустить время обратно.
Очевидно, силой мысли.
Катя подумала о текущем времени. Но снег не двинулся с места. Время продолжало стоять.
А может это всё-таки смерть? Умираешь, но никакого тебе рая или ада, никакого мира забвения или небытия. А просто остаёшься в том моменте, в котором закончилось твоё земное существование. Как-то нелепо звучит «земное существование». Я ведь остаюсь на Земле. И что же получается тогда? Когда я задерживала дыхание и останавливала время, я каждый раз как бы немножко умирала?
Пожалуй, это послесмертие не такое уж плохое и совсем не страшное. Я смогу читать книги. Миллионы книг, написанных людьми. Я выучу все языки. Обойду все музеи мира. Я увижу всё на свете…
...кроме кино, кроме музыки и движения, кроме людей.
Единственное движение, которое будет мне доступно – то, которое создаю я.
Катя осмотрелась. На улице не было ни одного человека. Ни застывшего, ни движущегося, как она сама. Живые должны замереть. Мёртвые должны двигаться. Или послесмертие – индивидуальное пространство вечности? Вот тут действительно стало страшно.
Никакого движения, кроме создаваемого ею самой.
Никакого кино. Никакой музыки. Никаких звуковых волн. Как и световых. Как она видит вообще? Да и видит ли? Или это только её воображение? Сможет ли она передвигаться по воде? Сможет ли пересекать моря и океаны? Или она закована в вечности на одном континенте, где не так уж много книг. Хватит на тысячи человеческих жизней, но для одной человеческой смерти явно недостаточно.
Катя задохнулась бы от ужаса, если бы могла дышать.
Я не хочу быть мёртвой. Хочу быть живой. Обратно живой. Пусть временно. Пусть бессмысленно. Но отодвинуть этот ужас ещё на какое-то время. Пусть оно снова пойдёт. Пойдёт в моём теле, в моём мозгу, во всём мире.
Время! Иди!
Она мысленно закричала.
Сначала ничего не происходило. Или так казалось. Потом снежная взвесь колыхнулась и поплыла сверху вниз, сверху вниз, словно ускоряясь. Тоннель, оставленный Катиным телом, затянулся снежными хлопьями и исчез. Из-за угла дома вышла мама.
– Ты чего тут?
– Показалось, папу увидела.
– Дурочка… Ну что за глупости. В призраков веришь?
– Точно. То есть, нет. Не верю. Папа умер.
– Папа умер.
Они вместе зашли в подъезд, поднялись на свой этаж.
– Ну ты даёшь! Даже дверь не закрыла. Заходи, кто хочет.
– Извини, глупо. Больше так не буду. Если побегу на улицу за призраком, обязательно запру дверь на ключ.
Мама прицокнула языком, покачала головой и стала раздеваться.
Катя смотрела на согнутую мамину спину и размышляла о том, боятся ли другие люди смерти. Боятся ли они смерти так, как боится её она. Боятся ли они смерти больше, чем бессмысленности жизни. И если да, то откуда, почему? Врождённое знание? Наследственная память? Чувствительность к зависшим в вечности?
Вдруг стало совершенно ясно, почему в остановившемся времени не было призраков: каждый остаётся в своём собственном мгновенье времени. Могут ли двое умереть одновременно? Вот уж действительно, все мы умираем в одиночестве.
Мама, учителя, девчонки из класса, Он, который уже пять раз звал на свидание и трижды признавался в любви. И как она смела чувствовать себя одинокой? Какая чёрная неблагодарность.
Мама ушла на кухню, стала раскладывать по шкафчикам и холодильникам продукты из пакетов. Катя разделась, ушла к себе. Снова стала у окна. Снег роился в свете фонаря. Время текло. Нет, она больше не будет чувствовать одиночества и бессмысленности. Теперь она знает, в чём смысл: в том, чтобы не умирать как можно дольше. Постараться не умирать вообще.
Но больше ей уже не избавиться от ужаса.
Все боятся смерти? Какой вздор! Все должны быть просто в ужасе. В ужасе.
Глубокий вдох, выдох. Вдох. Задержка дыхания. Движение исчезает. Можно ли это как-то использовать? Как-то продлить жизнь с помощью этих сорокасекундных задержек? Подумаю об этом. Я ещё подумаю об этом. Буду думать, пока буду жива.
#fyyz_s#sok_o_mire#art
#арт#художка
